Фото:
Дмитрий Азаров /
Коммерсантъ
| купить фото
21 июня президент России Владимир Путин встретился с 25 классными руководителями российских школ и объяснял им, почему ученики не должны мыть полы в школах. А они все равно хотели, чтобы он вернул в школы трудовое воспитание. Между тем специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников сосредоточился на том, что пытался понять, чем эти учители отличаются от тех, которые были у него,— и приходил к выводам, которые можно посчитать неутешительными.
Почему президент решил встретиться с классными руководителями? По этому поводу могло быть много версий. Например: власть решила наконец обратить внимание на людей, которые вдруг стали интенсивно посещать протестные акции. Почему нет, собственно говоря? И встреча Владимира Путина не просто с учителями, а с классными руководителями, к которым у всех, кто когда-нибудь чему-нибудь и как-нибудь учился, особое отношение, и чаще всего — пронзительное… И вот ко мне в гости, например, только что приехал Леонид Моисеевич Эдельштейн, классный руководитель, а я школу закончил страшно сказать как давно… Но получается, не можем же обходиться друг без друга до сих пор, и ехал он из далекой Германии, это же собраться еще надо…
Правда, если на подросшее поколение решили повлиять, а скорее решили позаигрывать с ним, то это рискованная игра: от некоторых классных руководителей у их вечных учеников остается на губах ведь привкус не то что карамели, а соли или крови…
Еще одну причину сформулировала министр образования России Ольга Васильева, когда вместе с 25 классными руководителями оказалась в Круглом холле Первого корпуса Кремля: «В конце концов, президент про свою классную руководительницу много хорошего рассказывал!»
Это был более чем достойный повод, конечно. Да с этим вообще ничего поделать нельзя. Впрочем, Сергей Новиков, начальник управления президента РФ по общественным проектам, настаивал, что все проще: «620 тыс. выпускников, и на самом деле выпускные балы у них будут только 23–24 июня. Поэтому решено было организовать эту встречу 21-го, чтобы никому не помешать…»
Даже, кажется, есть идея видеообращение к ним записать…
Понятно чье: того, кто про свою классную руководительницу так много хорошего рассказывал.
Тема встречи между тем формулировалась как «Нравственное воспитание подрастающего поколения». Это, конечно, беспокоило: таким, слава богу, давно вроде не занимались.
Я спросил Ольгу Сергееву, учительницу английского и французского из Севастополя, как заниматься нравственным воспитанием в сложившейся обстановке.
— Если мы правильно донесем до детей, как правильно жить,— объяснила она,— они сами разберутся.
— А как правильно жить? — этот вопрос и правда интересует меня больше, может, всего, и особенно в последнее время.
— Если ты едешь в общественном транспорте (уже сразу трудно себе представить.— А. К.), а перед тобой стоит девушка в особом положении,— терпеливо объясняла Ольга Сергеева,— то что надо сделать?
Она подняла руку по направлению ко мне. Этой руке не хватало указки. Ответ лежал на поверхности, но когда начинаешь нервничать, как тогда, еще до первого класса, когда в первый раз услышал этот вопрос… Все-таки не сразу соображаешь.
— Надо встать,— безжалостно закончила она.
Если бы я сейчас сидел, то обязательно бы, конечно, встал. Но я стоял.
Тем не менее я, кажется, стал понемногу понимать, что имеют в виду учители под понятием «нравственные ценности», которые надо прививать учащимся.
— Это был мой лучший класс! — рассказывала Ольга Плугатырева, учительница русского языка и литературы в школе села Красный Яр Саратовской области.— Мои дети — лучшие дети. Вам будут говорить, что лучшие дети — вот эти и эти… Что их дети — лучшие… Но лучшие — это мои! Это идиллия, понимаете?! То, что у меня с ними…
— Послушайте,— сказал я Ольге Плугатыревой,— у вас что, с ними никаких проблем?
— Проблем? — удивилась она.— Никаких.
— Но дети же жестокие. Меня в школе окружали жестокие дети,— сказал я.— Я сам был жестоким. Это была борьба за выживание. Каждый день.
— Ну, знаете…— она была потрясена и возмущена.— У нас патриотическое воспитание на высочайшем уровне! Им просто некогда! И если учитель имеет неавторитарный авторитет, он никогда не позволит!..
Таисия Илиадис, учительница химии из Майкопа, расстраивалась из-за того, что ученики ее вообще из домов своих не выходят: все где-то там, в «ВКонтакте».
— Раньше снежок выпал — и все на улицу высыпают…— рассказывала она.— А сейчас и не заметят ни за что…
— Почему? — не соглашался я.— Снимут, чтобы выложить…
— Это да…— сразу согласилась она.
— Что, и в протестных акциях не участвуют? — поинтересовался я.— В Москву на митинги не ездят?
— Какие митинги? — с жалостью посмотрела она на меня.— Им в своих квартирах комфортабельно.
— А любовь есть?
— Это есть,— словно нехотя согласилась Таисия Илиадис.— У нас еще многие семьи застыли в социализме, в коммунизме, так что много есть чистых отношений. Они вообще-то плохого друг другу не делают, дети.
— Что, даже кнопки учителям на стулья не подкладывают?
— Нет,— покачала головой Таисия Илиадис.— Скучно, жуть! Я им говорю, вы даже учителя не можете вывести из себя!
— А вы знаете, что тема встречи — нравственное воспитание? Это что такое, по-вашему? Вот вы говорили, что вытаскиваете их на День Победы из дома…
— Это патриотизм,— перебила меня Таисия Илиадис,— это не нравственное воспитание. А нравственное… Понимаете… Дети к нам приходят из начальной школы. Дети вообще очень озлобленные, вы знаете это?
— Да,— с облегчением подтвердил я.
— Я начинаю объяснять им: вы все равны! Если они мне поверят, это и будет нравственное воспитание. Дети сразу видят, если человек не фонтан. Все сразу схавают и поймут!
— Но ведь учители бывают не фонтан,— заметил я.— И личная жизнь у всех разная. У кого-то вообще нет. Кто-то разводится…
— О личной жизни учителя им знать не надо,— отрезала она.— Это совершенно ни к чему.
— Но все знают.
— Знают,— согласилась Таисия Илиадис.— Но дело не в этом. Главное — они все чувствуют. Я вот на них без толку не ору, например. Они это ценят.
— А орете когда?
— Соберу их,— пожала она плечами,— дам втык… Но не то что ору… За дело ведь…
Все совершенно запутывалось… Мне было уже не до выяснения того, зачем их, лучших классных руководителей страны, на самом деле собрали здесь, в Первом корпусе Кремля. Мне были интересны они сами. Это же были все мои учители… Я узнавал их одну за другой — в тех, с кем сейчас разговаривал… Одну мы звали Зиба, другую Галсерпень… Кто еще?.. Ничего не изменилось за столько лет и не может измениться. Правда, еще Эдельштейн…
— Нельзя их нравственно воспитать,— сказала мне Любовь Сердакова, учительница русского языка и литературы из лицея №239 Санкт-Петербурга.— Это все бесполезно. Они не воспринимают повелительное наклонение. Боятся слова «нравственность». Надо уметь их всех любить. Цветаева же говорила: «Когда ты любишь человека, ты видишь его таким, каким его задумал Бог».
А вот теперь я уже не верил своим ушам.
— У меня племянник не сдал русский язык, я его спрашиваю почему. Он искренне говорит, у него вырывается: «Она меня не любит!». Понимаете, о чем они на самом деле думают?
Я даже вздрогнул: то же самое мне говорила совсем вот недавно моя родная дочь. И я как-то не задумался…
— Я и всем нашим гениальным математикам и физикам в лицее говорю: «Любите их, все остальное потом…» У меня семь выпусков было, и не было никого, кого бы я не любила. Это правда. Вы можете мне не верить…
Я верил.
— У Булгакова в «Мастере и Маргарите» было: «И вы добрый человек…» Недобрые люди — несчастливые люди, поймите.
Я разговаривал с этой молодой женщиной и наслаждался. Справедливость торжествовала.
Учителям пришлось четыре с половиной часа ждать президента: переговоры с президентом Бразилии, встреча с руководством Shell… Но они дождались, конечно. И у них даже нашлись силы аплодировать вошедшему.
Только тут, когда они сели все вместе, я увидел, что все учительницы, считай что без исключения, мелировали, а чаще всего вообще обесцветили волосы. Как будто получили указание в другом виде на встрече с президентом не появляться.
Первой выступила Любовь Сердакова. Рассказала президенту, как ездит со своим классом в походы, вот на Камчатке была…
— Как добрались-то туда? — интересовался президент.
— Да на маршрутке… — махала она руками.— Четыре раза останавливались, садились…
Мария Резник из Марий Эл рассказала об основном:
— Главная цель — вырастить Человека!
Она так это произнесла, что я понимал: слово это придется писать с большой буквы.
— И еще я хотела сказать про современные веяния…— голос Марии Резник выдавал ее отношение к современным веяниям.
— Я знаю про современные веяния…— перебил ее Владимир Путин.— Иногда читаю и думаю: да это же современные веяния! И к чему, думаю, они приведут?..
Вадим Дерин из Мордовии поднял проблему возвращения трудового воспитания в школу. Дело в том, объяснил он, что труд выявляет положительные качества человека, воспитывает его.
— Нужно,— добавил он,— чтобы ты гордился реальными результатами труда, а не виртуальными, как в социальных сетях!
Вадим Дерин с легкостью говорил об этом, это же было видно. Он же понимал, что находится со всеми своими словами в тренде: в образовании сейчас принято возвращаться туда, где уже были,— самое милое дело.
— Мы работали в советское время на пришкольном участке, и это было здорово! Я знаю, Ольга Юрьевна (министр образования и науки Ольга Васильева.— А. К.) развивает эту тему (то есть, еще раз, возвращения к тому, от чего, казалось, надежно и навсегда отказались.— А. К.).
— А что, это ушло из школы? — спросил Владимир Путин, и сердце мое упало: сейчас поддержит, и все. Опять будут полоть.
— Есть проблема,— кивнул Вадим Дерин,— родители не всегда приветствуют физический труд в школе.
Да, хотелось крикнуть мне, это я, сам натерпевшийся от бессмысленного физического труда в школе! Не надо: я сам найду применение этим детям! Они у меня потрудятся!
— Такие родители считают, что их детям не надо мыть полы в школе, и доску не протирать…— Вадим Дерин говорил теперь и вовсе правду без оглядки, чувствуя нарождающуюся поддержку президента страны.— А хотелось бы, чтобы трудовое воспитание вернулось в школы!
— Труд, говорят, создал человека,— соглашался Владимир Путин.— Церковь, правда, с этим не согласна… Но полы мыть должны люди, которые за это деньги получают.
Да ладно. Я даже не поверил уже.
— Можно цветы там…— закончил президент.— Мастерить что-то…
Оказалось, Вадиму Дерину два раза это говорить не надо.
— Дети любят, конечно, творческий труд! — воскликнул он.— Фотографируют, заметки на школьный сайт могут писать! В патриотических акциях участвуют! Это ведь тоже труд! Он облагораживает человека!
Так он сам, кажется, и закрыл тему.
— Это не должно быть эксплуататорством,— добавил господин Путин.— За счет детей нельзя решать вопросы экономии денежных средств!
Но Вадим Дерин вдруг восстал из пепла:
— Мы выпиливали! Молотки, зубила… Нам нужны не только музыканты!
— Я, честно говоря, никогда таким не занимался,— прокомментировал господин Путин.— Потом, правда, в стройотряде получил профессию плотника четвертого разряда…
— Такие моменты можем и возрождать! — заговорщицки сообщил Вадим Дерин.
— Но есть же уроки труда…— пожал плечами господин Путин.
Тут Ольга Васильева рассказала, что с 2005 года были утрачены навыки обслуживающего труда, то есть, например, уроки домоводства для девушек.
Их она, видимо, и намерена вернуть. То есть все-таки амбиции сохранились и после этого, казалось, исчерпывающего разговора.
Владимиру Путину между тем он сам по себе нравился. Беседа продолжалась и продолжалась. Владимир Путин много рассказывал про себя. Одна учительница спросила, быстро ли он принял решение поступить на юрфак. Дело в том, сказала она, что он сам ведь рассказывал, что быстро, так как хотел служить в КГБ.
— Где это я сказал? — удивился Владимир Путин.
— В документальном фильме Оливера Стоуна,— пояснила учительница.
Тогда президент рассказал, как снимался этот фильм:
— Мне говорят: «Он приехал, надо бы встретиться…». «Ну давайте, снимайте…» Я даже не помню, что я ему говорил… Честное слово!
— Мы следим!.. — учительница употребила верное в этой ситуации слово.
Господин Путин тогда сам рассказал уже, впрочем, рассказанную (в книге «Разговоры с Владимиром Путиным») историю, как он поступил на юрфак Ленинградского университета. А потом вспомнил, что хотел быть летчиком. И ходил по аэродрому, а потом представил:
— Каждый день я встаю, еду в аэропорт, лечу, туда-сюда, сплю, туда-сюда, опять спать… Не-е-т…
В конце концов, ему уже начали рассказывать несмешные анекдоты, мораль которых состояла в том, что грех грабить учительниц, а одна из них, пожилая дама, рассказала, как однажды, очень давно, она шла с двумя сумками, а из гаражей вышли двое, и к ней. А она испугалась, открывает сумки и говорит: «Смотрите, здесь тетради, здесь учебники…». А они говорят: «А, это учительница, пойдем…».
Так ее не стали грабить, резюмировала она. Все в зале вздохнули с облегчением, и только один Владимир Путин понял, кажется, эту историю по-своему:
— Мы же не знаем, что они собирались с вами сделать! Но они увидели, что вы учительница, и не стали!
История повернулась к нам совсем другой, жестокой своей стороной.
В десятом часу вечера Владимир Путин, казалось, начал опускать руки. Когда слова взяла учительница из Бурятии, он воскликнул:
— У вас там все горит или у вас там все заливает? Я уже запутался!
Этот трогательный вечер закончила та самая Таисия Илиадис из Майкопа. Она попросилась прочитать четверостишие.
— Какие стихи будем читать? — прилив энтузиазма Владимира Путина казался неожиданным.
— Мои,— пояснила она.— Я ж сижу, мне скучно…
— Ну извините, мы старались! — развеселился господин Путин.— Не всегда получается…
И она прочитала:
25 педагогов — это клево и ново.
Здесь, в Кремле, и министр, и сам президент.
Выпускник и классрук — ключевые два слова,
Наступил исторический этот момент!
Закончили, таким образом, не хуже, чем начали.
Хоть и не лучше, конечно.